Вторая жизнь Уве - Страница 24

К оглавлению

24

Уве поначалу ломался, долго торговался, сбивая цену еще.

– Ну и хваткий же вы делец! – восхитился весельчак.

Уве сам не ожидал, что будет так польщен этими словами. А весельчак всучил ему бумажку со своим телефоном и сказал, что охотно зайдет еще – попить кофе, о ремонте побеседовать. Впервые кто-то изъявил желание подружиться с Уве.

Уве заплатил за страховку наличными. Пожал круглолицему руку.

И больше его не видел. Как-то пытался дозвониться – никто не ответил. Шильцем кольнула было обида, но Уве решительно запретил себе расстраиваться на этот счет. Зато когда позвонил человек из другой страховой компании, Уве с чистой совестью ответил, что уже застрахован. Нет худа без добра.

Соседей он по-прежнему обходил за версту. Была охота – искать себе проблем! На беду, проблемы будто сами искали его. Прошло несколько недель с окончания ремонта, как грабанули дом одного из галстуков. Второе ограбление за недолгий срок. На следующее утро галстуки ни свет ни заря собрались на сход и всем миром постановили, что без молодого бирюка из «халупы под снос» тут никак не обошлось. Иначе «на какие средства он бы отгрохал такой ремонт». Вечером кто-то пришпилил к двери записку: «Уматывай, пока цел!» Следующей ночью в окно влетел кирпич. Уве выбросил кирпич, вставил новое стекло. Он не ответил галстукам. Какой смысл? Но и съезжать не собирался.

А наутро проснулся от едкого запаха дыма.

* * *

Уве единым духом вылетел из постели. Первая мысль была: видимо, раскокать окошко кирпичом кому-то показалось маловато. Сбегая вниз по лестнице, Уве машинально ухватился за молоток. Нет, от природы парень не был кровожадным. Но кто их знает, мало ли?

Он выскочил на веранду как был – в одних трусах. Месяцы перетаскивания бревен на стройке не прошли без следа: из юнца Уве превратился в дюжего мужика. Вид голого торса и молотка, зажатого в правом кулаке, смутил столпившихся зевак – на миг оторвавшись от зрелища пожара, они оглянулись на него и, как один, благоразумно посторонились.

Тут только Уве понял, что горит не он. Горели его соседи. Галстуки повыскакивали на улицу и пялились на пожар, будто косули, ослепленные светом прожектора. Из дыма вдруг показалась фигура старика, под руку выводившего жену. Та задыхалась от кашля. Отдав жену на руки одной из соседок, старик обернулся и кинулся в огонь. Толпа закричала: «Куда? Поздно! Дождись пожарных!» Дед не стал слушать. Хотел уже кинуться в самое пекло, как обрушилась горящая притолока.

За эти долгие секунды Уве, стоя у своих ворот, успел оценить обстановку. Ветер дул в его сторону, рдеющие головешки уже подпекали сухую траву на полянке, отделявшей дом Уве от соседского. Скорей бежать за шлангом, иначе через несколько минут огонь перекинется на его жилище. Уве видел, как старик пробивается внутрь, пытаясь перелезть через рухнувший ему навстречу книжный шкаф. Галстуки окликали его, уговаривали вернуться, но старуха, жена его, вдруг выкрикнула другое имя.

Имя их внука.

Уве переминался с пятки на пятку. Перенося вес то на одну, то на другую ногу. Огонь змейкой полз по траве. По правде сказать, в ту минуту Уве размышлял не столько о том, чего хочет сам, сколько о том, как поступил бы на его месте отец. И, поразмыслив, понял, что выбора, собственно, нет.

Недовольно буркнул что-то, взглянул напоследок на свой дом, прикидывая, сколько часов потратил, чтобы привести его в божеский вид. И кинулся в огонь.

Нутро соседского дома заволокло густым липким дымом, который бил в лицо жаром, словно лопатой. Старик все пытался перелезть через шкаф, загородивший проход. Уве одним махом отшвырнул шкаф в сторону, будто бумажку, – путь был свободен. Когда в лучах вечерней зари они выбрались наружу, на руках старика, грязный и закопченный, лежал мальчик. Грудь и руки Уве были исполосованы в кровь.

Люди заполошно кричали, бегали взад-вперед по улице. Выли сирены. Вышедших из огня кольцом обступили пожарные в касках.

Уве, как он был, в одном исподнем, с саднящими легкими, вдруг заметил, как над его домом взметнулись первые огненные языки. Опрометью кинулся было на лужайку, но тут понабежала пожарная команда, бесцеремонно и жестко скрутила его. Заполонила весь двор. Не подпустила к дому.

Какой-то человек в белой рубашке, по виду вроде брандмейстер, широко расставив ноги, объявил Уве, что не пустит его тушить собственный дом – чересчур опасно. А сами мы тушить не можем, – продолжал он, тыча в какую-то казенную бумагу, пока не получим надлежащий приказ от начальства.

Дом-то стоял на границе двух муниципалитетов, вот пожарные и ждали четкой отмашки по рации от своего начальства: а тогда уж туши кто во что горазд. Но сперва надо выдать санкцию, поставить печать.

– Закон есть закон, – равнодушным голосом сообщал брандмейстер в белой рубашке в ответ на протесты Уве.

Уве вырвался, помчался за шлангом. Но тщетно, огонь было не унять. Когда же пожарные дождались четкого приказа, дом уже полыхал вовсю.

Уве понуро стоял в саду, глядя, как догорает его дом.

А несколькими часами позже, позвонив из телефонной будки в страховое агентство, он узнал, что о круглолицем весельчаке там впервые слышат. И никакой страховки на дом не выписывали. Сотрудница агентства посочувствовала:

– Столько прохиндеев развелось: ходят по домам, людей обманывают. Ну вы хоть не платили ему наличными?

Одной рукой Уве повесил трубку. Другая, в кармане, сжалась в кулак.

11. Уве и увалень, который окна не откроет без того, чтоб не грохнуться с лестницы

24