Вторая жизнь Уве - Страница 31

Уве остолбенев смотрит ей вслед. Словно надеясь, что соседка немедленно прибежит обратно, крикнет, что пошутила. Но та ушла. Делать нечего, Уве поворачивается к сестрам. С таким видом, точно сейчас посветит им в лицо настольной лампой и спросит, где они находились в момент убийства.

– КНИСЬКА! – восклицает младшая, кидаясь в угол приемной, где громоздится куча пластмассовых машинок, плюшевых мишек и детских книжек с картинками.

Уве кивает про себя, одобряя самодостаточность трехлетнего ребенка, и переключается на семилетнюю девчушку.

– Ну а ты что же?

– Что я? – строптиво отвечает та.

– Ну, там, может, ты есть хочешь? Или пописать тебя отвести? Чего еще там?

Девчушка смотрит на него так, словно он предложил ей пиво и сигарету.

– Мне ВОСЕМЬ скоро. Я писать САМА хожу!

Уве, извиняясь, разводит руками:

– А, черт, ну да, точно. Ну тогда прости, что спросил.

– М-м-м, – хмыкает старшая.

– Ты лугаисся! – вопит младшенькая, выныривает ниоткуда и давай вертеться вокруг его штанины.

Уве недоверчиво разглядывает это трехлетнее стихийное лингвистическое бедствие. Малышка поднимает к нему глаза, все лицо цветет улыбкой.

– Читай! – весело командует девочка и, вытянув руки вперед так, что едва не падает, тычет ему книжку.

Уве смотрит на книжку, точно это нигерийское «письмо счастья», предлагающее «очень фантастичный эксклюзивный бизнес-жертва», стоит только указать «такой мелочь», как банковские реквизиты.

– Читай! – повторяет трехлетка, с ногами забираясь на диван.

Уве нехотя усаживается на диван в метре с лишним от девчушки. Та нетерпеливо вздыхает, куда-то ныряет, через секунду ее головка высовывается у него из-под мышки, пальцы цепляются за его коленку, как за рычаг, а нос утыкается в красочные иллюстрации.

– Жил да был один паровозик, – начинает Уве голосом человека, вслух зачитывающего текст своей налоговой декларации.

Хочет перевернуть страницу. Младшая не дает – переворачивает назад. Старшая устало качает головой.

– Ты должен рассказать, что происходит на картинке. На разные голоса, – поясняет она.

Уве удивленно смотрит на нее:

– На какие еще, на хре…

Спохватывается посреди фразы. Поправляется:

– Что еще за голоса?

– Сказочных героев, – объясняет старшая.

– Ты лугаисся, – дружелюбно замечает ему младшенькая.

– Ничего я не ругаюсь, – возражает Уве.

– Лугаисся!

– Какие еще, на х… никаких голосов! – упрямится Уве.

– Кто-то, наверно, просто совсем не умеет читать сказки, – выносит вердикт старшая.

– Нет, кто-то, наверно, просто совсем не умеет слушать! – парирует Уве.

– Нет, кто-то, наверно, просто совсем-совсем не умеет РАССКАЗЫВАТЬ! – язвит старшая.

Уве без особого энтузиазма разглядывает книгу.

– Что это вообще за ерунда? Какой-то говорящий паровоз! А о машинах ничего нет?

– А о глупых старикашках-таракашках ничего нет? – передразнивает старшая.

– Какой я тебе старикашка?! – фыркает Уве.

– Клёун! – кричит в восторге младшая.

– Какой я тебе КЛОУН? Тоже мне! – вспыхивает Уве.

Старшая закатывает глаза, ну копия мамаши – та вот так же закатывает их, стоит Уве сморозить что-то не по делу.

– Да она не про тебя. Она про клоуна.

Подняв глаза, Уве замечает взрослого мужика – тот, видно, на полном серьезе вырядился клоуном и ждет у дверей. На роже, от уха до уха, намалевана дурацкая улыбка.

– КЛЁУ-У-У-УН! – взвывает младшая, прыгая на диване. Может, дите пичкают наркотиками, начинает подозревать Уве.

Он слыхал про такое. Что детям дают амфетамин при каких-то психических диагнозах.

– Кто тут у нас? Девочка! А что мы покажем девочке? Может, фокусы? – дружелюбно кудахчет клоун и ковыляет к младшей, точно пьяный лось, путаясь в непомерных красных башмаках. Уве с ходу определяет, что обуться в такое может только абсолютное ничтожество, – нет чтобы найти себе нормальную работу.

Клоун весело подмигивает Уве:

– А дядя, случайно, не даст нам пять крон?

– Держи карман шире. Случайно, не даст, – ответствует Уве.

Клоун, похоже, растерян – состояние, надо сказать, не самое подходящее для клоуна.

– Но… послушайте… это просто фокус, у вас же есть монетка? – мямлит клоун уже не таким придуренным голосом: из-под идиота-клоуна проглядывает обычный идиот, молодой, лет двадцати пяти.

Уве смотрит на клоуна так, что тот тут же благоразумно пятится.

– Да что вы… в самом деле… Я тут при больнице клоуном работаю. Это ж для детей. Я верну.

– Дай ему пять крон, – велит старшая сестра.

– КЛЁУ-У-У-УН! – восклицает младшая.

Уве смотрит на нее. Морщит нос.

– А, вон чего, – бормочет он, вынимая из кошелька пятачок.

Потом тычет пальцем в клоуна:

– Но чтоб вернул! Сразу же, понял? А то мне еще за парковку платить.

Клоун, энергично кивая, выхватывает у него монетку.

Через десять минут в фойе из коридора возвращается Парване. Останавливается и растерянно водит глазами влево-вправо, сканируя обстановку.

– Дочек своих ищете? – словно выстрел из-за спины, звучит вопрос медсестры.

– Ищу, – растерянно говорит Парване.

– Там они, – говорит медсестра как-то не слишком одобрительно и машет в сторону стеклянных дверей, ведущих на стоянку.

Перед ними на банкетке, скрестив руки на груди, сидит Уве, злой как черт. По бокам сидят девочки – старшая, скучая, смотрит в потолок, у младшей рот до ушей – точно ей только что разрешили ежедневно в течение месяца завтракать мороженым. С обоих краев к скамейке приставлены два дюжих мордоворота из больничной охраны.