Вторая жизнь Уве - Страница 9

Стрелки при въезде на парковку велят заезжать справа, однако «мерин» (очевидно, тоже углядев два свободных места) попытался обойти Уве и прорваться напрямик, налево. Но Уве резко крутанул руль, преграждая путь. И пошла охота – соперники принялись бодаться за каждую пядь асфальта.

В зеркале Уве заметил, как сзади на их дорожку вывернула миниатюрная «тойота» – соблюдая все знаки, она ушла направо и по-черепашьи поплелась по кругу. Проводив ее взглядом, Уве рванул в противоположную сторону с «мерином» на хвосте. Конечно, он мог занять одно из двух свободных мест, ближайшее к выходу, великодушно уступив «мерседесу» другое. Но кому нужна такая победа?

Нет, подъехав к первому месту, Уве встал как вкопанный. «Мерседес» бибикнул. Уве ни с места. «Мерс» бибикнул еще. Махонькая «тойота» между тем тихонько подбиралась к ним справа. Тут только водитель «мерса» заметил ее и проник в злокозненный замысел Уве – но было поздно. Яростно сигналя, «мерседес» попытался протиснуться мимо «сааба» – но Уве уже показывал водителю «тойоты» на свободное место, милостиво приглашая припарковаться. И как только она встала, Уве торжественно занял другое.

Боковое стекло у «мерса» было сплошь забрызгано слюной – даже не разглядеть водителя. Торжествующий Уве вышел из «сааба» поступью римского гладиатора. Но тут присмотрелся к «тойоте».

– Ну, ёпрст! – невольно вырвалось у него.

Дверь «тойоты» отворилась.

– Эгей, здаро-ова!! – гаркнул белобрысый увалень, с трудом протискиваясь наружу.

Уве сокрушенно покачал головой.

– Здрасте! – поздоровалась с Уве беременная приезжая, вылезая с другой стороны и вынимая из «тойоты» младшенькую.

Уве с тоской посмотрел вслед «мерседесу».

– Круто ты его обломил, – хмыкнул увалень. – Спасибо за место, дружище!

Уве безмолвствовал.

– Как тея зоют? – спросила младшенькая.

– Уве, – ответил Уве.

– А меня зоют Назанин, – прощебетала она.

Уве кивнул.

– А меня Пат… – начал увалень.

Но Уве развернулся и зашагал прочь.

– Спасибо за место! – прокричала ему вдогонку беременная приезжая.

Уве расслышал в ее голосе смех. Это ему не понравилось. Не оборачиваясь, он только буркнул «да-да» и скрылся за крутящейся дверью торгового центра. В первом проходе он сразу повернул налево: вдруг соседская семейка увяжется за ним. Но соседи пошли направо и исчезли за углом.

Уве потоптался перед продуктовым магазином. Критически изучил рекламную вывеску – с предложениями недели. Не то чтобы Уве собрался затариться ветчиной по акции. Просто нужно же следить за ценами. Чего Уве по-настоящему не любит, так это когда его пытаются надуть. Жена острит, мол, нет для Уве слов страшнее, чем «батарейки в комплект не входят». Когда она так шутит, все смеются. Все, кроме Уве.

От продуктов он перешел к цветам. Там, естественно, устроил «скандал», как выражается жена. Хотя сам Уве настаивал бы на термине «дискуссия» как более адекватном. Он выложил на прилавок купон «2 цветка за 50 крон». А так как цветок был нужен только один, то Уве привел цветочнице все мыслимые резоны насчет того, что ему обязаны продать этот самый цветок за двадцать пять крон. Ведь двадцать пять – это половина от пятидесяти. Но цветочница (девятнадцатилетняя кукла с головой набитой бабл-гамом), едва не подавившись мобильником, не вняла его арифметическим выкладкам. Она заявила, дескать, один цветок стоит 39 крон, а «два за пятьдесят» продаются только вместе. Пришлось вызывать хозяина лавки. Четверть часа ушло на то, чтобы тот внял голосу разума и признал правоту Уве.

Или, уж если начистоту, буркнул что-то вроде «старая жмотина» себе в ладонь и пробил двадцать пять крон на кассовом аппарате с такой силой, что клавиши затрещали – уж не поломались ли? Впрочем, какая разница? А то Уве не знает этих торгашей: вечно норовят облапошить на ровном месте. Только Уве на мякине не проведешь. Где сядешь, там и слезешь!

Уве выложил на прилавок кредитную карточку. Продавщица брезгливо кивнула и указала на объявление «При оплате картой на сумму менее 50 крон взимается комиссия 3 кроны». Что ты будешь делать!

В результате Уве предстал перед женой с двумя цветками. Принципами поступаться нельзя.

– Ишь, три кроны им отдай! Фигу! – бормочет Уве, упершись взглядом в гравий дорожки.

Жена частенько упрекает его: ну чего скандалить из-за всякой ерунды? Но Уве не скандалит. Просто жить надо по справедливости. Разве это не разумное отношение к жизни, спрашивает Уве жену. Лично он придерживается именно такой позиции.

Подняв глаза, он смотрит на нее:

– Ты, это, не серчай, что я вчера не пришел, как обещал, – бормочет он.

Она молчит.

– Там у нас такой дурдом был, – оправдывается Уве. – Полный бардак. Сами не могут с прицепом управиться, а ты помогай. Крюк спокойно не дадут вбить, – защищается он, как будто жена упрекает его в чем-то.

Кашлянув, продолжает:

– А впотьмах где его, крюк, вбивать? Свет-то я не включаю. Чего ему зазря гореть? Вот и не смог.

Жена молчит. Уве ковыряет ботинком мерзлую землю. Будто слово подыскивает нужное. Еще раз кашлянув, говорит:

– Без тебя никакого порядка в доме не стало.

Жена молчит. Уве дотрагивается до цветов.

– Без тебя день-деньской по дому слоняюсь как неприкаянный. Вот и весь сказ. Нет, так жить нельзя.

И на это ей нечего сказать. Он кивает. Поправляет цветы, чтобы ей было повиднее.

– Розовые. Твои любимые. Гардинные. В магазине сказали, гардении, балбесы, будто я не знаю, как ты их называла. Еще сказали, на таком морозе они не выстоят – да им лишь бы сбагрить покупателю еще какую-нибудь фигню.