Вторая жизнь Уве - Страница 45


К оглавлению

45

Не то чтобы Уве имел против Руне что-то еще. Мужик работящий, основательный, не трепло, не помело. Ездит, правда, на «вольво», что да, то да, но, как справедливо заметила супружница, одного этого недостаточно, чтобы считать его полным придурком. И Уве кое-как смирился с существованием Руне. Дальше больше – позволил тому пользоваться своими инструментами. И вот в один прекрасный вечер они сошлись на стоянке и, заложив большие пальцы рук за ремни, стали обсуждать цены на газонокосилки. А расходясь, уже пожали друг другу руки. Деловито так, словно не подружиться решили, а заключили контракт.

Прослышав, что в скором времени в четыре соседних таунхауса нагрянет толпа самого разношерстного народа, срочно собрались на кухне у Уве и Сони и стали держать совет. А когда вышли, на руках у них уже были готовые правила поведения на территории поселка, таблички с предписаниями, что можно, а чего нельзя, и новоиспеченный устав правления жилищного товарищества. Уве выбрали председателем, Руне – замом.

В последующие месяцы даже на свалку ездили вдвоем. Вдвоем же распекали соседей, что те ставят где попало свои колымаги. Вдвоем уламывали красильщика уступить подешевле фасадную краску, вдвоем ругались с жестянщиком, сбивая цену на водосточные трубы. С обоих боков обступили монтера, когда тот пришел прокладывать кабель и устанавливать розетки, с обеих сторон строго объясняли, как и что ему делать. Оба смутно представляли, как тянуть телефонный кабель, зато прекрасно знали: если недобдеть, ушлые телефонисты обязательно на чем-нибудь да объегорят. Как пить дать.

Бывало, обе четы собирались поужинать вместе. Поужинать – это, правда, громко сказано. Большую часть вечера Уве и Руне коротали на стоянке: обстукивали шины любимых драндулетов, сравнивали объемы багажников, богатство частот на радиоприемниках и прочие немаловажные мелочи. Но тем не менее.

Животы у жен тем временем неуклонно росли, отчего Анита, по выражению Руне, перестала «дружить с головой». Когда беременность ее перевалила на четвертый месяц, Руне, открывая холодильник, практически каждый день доставал оттуда кофейник. Сонечка же стала непредсказуема, как смерч: слетала с катушек быстрей, чем вышибают двери таверны в вестернах с Джоном Уэйном, – Уве, страшась этих бурь, старался вообще не раскрывать рта. А это, конечно же, бесило ее еще пуще. А она не потеет, так мерзнет. Когда же Уве, устав препираться с ней, отправлялся к батареям подбавить толику тепла, ей вдруг снова жарко. А ему опять бегай, подкручивай обратно. Еще бананы – она поглощала их такими дозами, что продавщицы в супермаркете только диву давались: не завел ли Уве, часом, домашний зверинец, больно уж к ним зачастил.

– Гормоны пляшут, – глубокомысленно изрек Руне как-то вечером, когда они с Уве сидели у того во дворике за домом, тогда как супруги их трещали на кухне у Уве и Сони, обсуждая свои бабьи дела.

Еще Руне поведал, как давеча Анита, слушая транзистор, вдруг разрыдалась из-за того, что «уж больно песенка была задушевная».

– Чего? Песенка? – переспросил Уве.

– Ага, задушевная песенка, – подтвердил Руне.

Синхронно покачав головами, оба вперились в вечернюю мглу. Помолчали.

– Пора траву стричь, – наконец сказал Руне.

– А я как раз нож для газонокосилки купил, – ответил Уве.

– За сколько? – поинтересовался Руне.

Так вот и общались.

По вечерам Соня ставила музыку для беременных – утверждала, что под нее малыш лучше ворочается в утробе. Уве, усевшись в кресло, притворялся, будто смотрит телевизор, сам же с некоторым сомнением наблюдал, как жена слушает музыку. Оставшись наедине со своими мыслями, он мучился вопросом: что будет, когда ребятенок наконец надумает вылезти наружу. Что будет, если он, к примеру, невзлюбит Уве за то, что тот не особо уважает музыку?

Не то чтобы Уве боялся этого. Нет, он просто не знал, как лучше подготовиться к роли отца. Даже спросил, нет ли какого-нибудь специального руководства или инструкции. Соня в ответ лишь посмеялась над ним. Он не понимал почему. Есть же инструкции для всего прочего?

Уве сомневался, годится ли он хоть в чьи-то отцы. Он и детей-то не особо любил. Да и сам ребенком был никудышным. Соня посоветовала спросить об этом Руне – мол, у него та же ситуация. В каком смысле та же, не понял Уве. Не Руне же его ребенка воспитывать будет, у Руне свой ребенок будет, совсем другой.

Ну, Руне, тот, по крайней мере, согласился с Уве в том, что обсуждать тут особо нечего, и то хлеб. Так что, когда вечерком Анита заглядывала к ним на кухню, чтобы на пару с Соней поохать, где у них чего болит, Уве и Руне уходили в сарай, дескать, надо кое-чего обсудить, и простаивали там, молча перебирая молотки и рубанки Уве.

Проведя так за закрытой дверью сарая три вечера кряду и не зная, куда себя деть, мужчины решили, что неплохо бы найти себе какое-нибудь дело, а то как бы новые соседи про них «чего не подумали».

Уве согласился – так, пожалуй что, будет лучше. Ну и нашли себе дело. За работой больше помалкивали, но чертили сообща и углы обмеряли тоже сообща, чтоб ничего не запороть. И вот однажды ближе к ночи – Анита с Соней были уже на четвертом месяце – в обеих детских встало по кроватке лазоревого цвета.

– Можно зашкурить и в розовый перекрасить, если девчонка родится, – промямлил Уве, показывая Соне кроватку.

Соня кинулась к нему на шею, и Уве почувствовал, как шея стала мокрой от слез. Бестолковые эти гормоны, что тут сказать.

– Скажи, что хочешь, чтоб я вышла за тебя замуж, – шепнула она.

Ну, замуж так замуж. Расписались в ратуше, без затей. Родных не осталось – ни у него, ни у нее, так что на свадьбу к ним пришли только Руне с Анитой. Соня и Уве обменялись кольцами, а потом вчетвером отправились в ресторан. Платил Уве, но Руне помогал – проверил, не накрутили ли счет – «чтоб комар носу не подточил». Комару, надо признать, этого так и не удалось. Битый час рядились они с официантом, уговаривая для его же пользы вполовину скинуть итоговую сумму, не то пожалуются «куда следует». Правда, пока мужчины еще сами не понимали, куда именно, на что именно и надо ли вообще, однако официант, хотя был стойкий малый, в конце концов сдался – убежал на кухню и долго выписывал новый квиток, отчаянно жестикулируя и бранясь. А Руне и Уве ехидно переглядывались, даром что жены, по своему обыкновению, уж двадцать минут как уехали на такси.

45