Вторая жизнь Уве - Страница 52

– Будет тебе, Уве. Довольно уже писать. А то в доме жить уже негде из-за этих твоих писем.

И, подняв к нему глаза, бережно погладила по щеке. И улыбнулась.

– Хватит, любимый!

И Уве уступил.

А наутро встал на рассвете, взял «сааб», подъехал к школе и сам смастерил пандус, на который так и не дал денег муниципалитет. После чего, сколько помнит Уве, каждый вечер, воротившись домой, Соня взахлеб, с горящими глазами рассказывала ему про своих мальчиков и девочек. Тех самых, что поначалу приходили в класс под полицейским конвоем, а отучившись, могли цитировать стихи четырехвековой давности. Тех, с которыми они вместе и плакали, и смеялись, и орали песни так, что по вечерам стены их маленького домика гудели эхом. Чего скрывать: Уве так и не смог понять, на кой Соне сдались эти необучаемые хулиганы. Впрочем, это не мешало ему любить их за другое: очень уж благотворно они влияли на Соню.

Каждому человеку нужно знать, за что он сражается. Так они говорили. Вот она и сражалась. Билась за то хорошее, что разглядела в них. За детей, которыми ее обделила судьба. А Уве сражался за нее.

Потому что чему-чему, а этому Уве учить было не надо.

24. Уве и наказание, малюющее разноцветные каракули

«Сааб» набит под завязку. Уве, отъезжая от больницы, ежесекундно поглядывает на датчик уровня топлива, боится, что стрелка вот-вот сорвется вниз и запляшет в глумливом танце. В зеркало видно, как Парване без малейшего беспокойства сует младшей бумагу и цветные мелки.

– А что, ей обязательно рисовать в машине? – интересуется Уве.

– А ты хочешь, чтобы ребенок извелся от скуки, а потом набивку тебе из сидений повыдергивал? – спокойно парирует Парване.

Уве не отвечает. Только наблюдает в зеркало, как младшая на коленках у Парване, схватив увесистый фиолетовый мелок, машет им на кошака и вопит: «ЛИСОВАТЬ!» Тот глядит с опаской, явно не склонный разрешить ей рисовать у себя на шкуре.

Сбоку от них, съежившись, сидит бедный Патрик и силится поудобнее пристроить загипсованную ногу, которую закинул на подлокотник между передними сиденьями. Задача не из простых – Патрик страшно боится, как бы нечаянно не смахнуть при этом газеты, подложенные Уве ему на сиденье и под больную ногу.

Младшенькая роняет мелок, тот закатывается под переднее сиденье, на котором сидит Йимми. Тот, явив поистине олимпийские чудеса акробатики (при его-то габаритах), подается вперед и достает мелок из-под сиденья. Секунду-другую разглядывает его, потом, хихикнув, поворачивается к выпростанной ноге Патрика и рисует на ней веселого здоровяка. Трехлетка, увидав его, хохочет во все горло.

– Ишь, развел пачкотню! – ворчит Уве.

– Зачетно, да? – радуется Йимми и уже готов дать Уве «пять».

Впрочем, поймав встречный взгляд Уве, благоразумно отдергивает руку.

– Сорри, чувак, не удержался, – извиняется Йимми и со смущенным видом передает мелок назад Парване.

Вдруг из кармана его раздается пиликанье. Йимми выуживает смартфон величиной с добрую лопату и принимается бешено барабанить пальцами по экрану.

– А кот чей? – любопытствует Патрик с галерки.

– Это Увина киса! – без тени сомнения заявляет младшая.

– Ничего она не моя, – возражает Уве.

Парване ехидно кривится в зеркало:

– А то чья же? Твоя!

– НЕТУШКИ, не моя! – отвечает Уве.

Парване хохочет. Патрик смотрит растерянно. Она ободряюще хлопает его по коленке:

– Да не слушай ты Уве. Его это кот, и все тут.

– Рассадник блох это, а не кот! – возражает Уве.

Кошак навостряет уши: пытается разобраться, из-за чего весь сыр-бор, понимает, что дело не стоит выеденного яйца, устраивается поудобней на коленях у Парване. Вернее, если совсем уж не отклоняться от истины, мостится у нее на пузе.

– И куда вы его денете? – интересуется Патрик, внимательно разглядывая кота, который сворачивается уютным клубком.

Но тут же, слегка приподняв морду, отрывисто шипит в ответ.

– Что значит «куда денете»? – настороженно спрашивает Уве.

– Ну… в приют сдадите или еще ку… – начинает Патрик, но Уве не дает ему договорить.

– Никто никого не сдаст ни в какие гребаные приюты! – рычит он.

Вопрос исчерпан. Перепуганный Патрик пытается не подать виду. Парване старается удержаться от смеха. Получается так себе – что у него, что у нее.

– Остановиться бы где похавать, а? А то жрать дико хочется, – встревает вдруг Йимми. Осторожно поворачивается на сиденье, отчего машину всю трясет.

Уве обводит глазами собравшихся так, словно его похитили и перенесли в параллельную вселенную. А может, вывернуть руль, да и дело с концом, думает Уве, но в следующий миг соображает: нет, эдак они, чего доброго, и на тот свет всем скопом отправятся. И, осознав это, сбрасывает скорость и увеличивает дистанцию до машины, едущей перед ними, – от греха подальше.

– Пись-пись! – начинает ныть малышка.

– Можешь остановить, Уве? Назанин хочет писать, – кричит Парване так, словно от заднего сиденья до водительского метров двести, не меньше.

– Да! Может, заедем куда, заодно и пожрем чего-нибудь? – с надеждой поддакивает Йимми.

– Да, заедем, мне, кстати, тоже надо в туалет, – заявляет Парване.

– В «Макдоналдсе» есть туалеты, – любезно подсказывает Патрик.

– Ну, значит, в «Макдоналдс», – кивает Парване.

– Никто никуда не поедет, – решительно возражает Уве.

Парване пристально смотрит на него в зеркало. Уве сурово смотрит в ответ. Десять минут погодя он сидит в «саабе» у «Макдоналдса», поджидая всю честную компанию. Кошак и тот ушел с ними. Предатель шелудивый. Подойдя, Парване стучит в стекло машины.